МЕНЮ: ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ:
Проза 1890-1911 годов
Проза 1912-1916 годов Проза 1917-1919 годов Архивы писателя Опись произведений ОПРОС:
|
Ф.Д.Крюков "Мельком"Мельком
(Современные тыловые впечатления) Оттого ли, что неизбежная необходимость и нужда сбила нынче массу людскую с мест или нудно стало сидеть по своим углам, перспектива ли барышей и больших заработков, тоска ли и жажда взглянуть на родное гнездо гонит в путь-дорогу, – но кажется, что путешествует теперь вся страна. Старики и дети, мужчины, женщины, «рабочие руки» и инвалиды, военные и штатские, заплатанные сермяги и дорогие шубы – всё пестрым потоком несется в разные стороны по рельсовым путям. Каждая станция запружена народом. Словно из прорвавшегося мешка неудержимо хлынувший картофель, высыпает к поезду толпа из прокуренного, заплеванного, загаженного вокзала, бросается к вагонам, сбивая стоящих и встречных, стучит сапогами, кричит, вопит, плачет, ругается.... На больших станциях она в две-три минуты закупоривает двери всех вагонов, лезет на буфера, тычет куда попало корзинки и мешки, забивает площадки и проходы между вагонами. И долго стоит плотной, непроницаемой пробкой против всех входов и выходов, тесно сгрудившись, напирая, не желая расстаться с надеждой, что как-нибудь втиснуться будет можно... И это не в одном демократическом третьем классе – это во всех вагонах, не исключая «международных» спальных, где за место на чемодане или коробке в коридоре проводник со страдающим видом, горестно крякая, как бы подъемля бремя сверх посильной тяготы, взыскивает дополнительную плату за «плацкарту», неизменно при этом забывая выдать таковую плацкарту или хоть какую-либо квитанцию. Но в той же мере, как вместимость вагона, беспредельна готовность к претерпению и приспособляемость русского путешественника. Непостижимым образом сверхсметные пассажиры размещаются в коридоре – с некоторым даже соблюдением рангов: те, что посерее – бабы с котомками, мужики с мешками, солдаты-денщики, – у наружных дверей, на площадках, около уборных; публика почище – офицеры, дамы с детьми, штатские люди очень делового вида – внутри. Постепенно потом устанавливается общение со счастливыми обладателями мест в купе: сперва проникают туда дети, за ними дамы, и хотя самодовольные собственники спальных мест вытесняются потом пришельцами в коридор, но коридор становится как будто повместительнее, из чемоданов воздвигаются троны и седалища, устанавливается мирное общение, налаживаются подходящие способы необходимого транспорта и взаимной передачи известий, требований и проч. – Севрюгов! – кричит невидимый голос. И тотчас клич подхватывают добровольные голоса и перебрасывают его к обоим концам, забитым плебейской частью пассажиров: – Севрюгов! Севрюгов! – Я-о! – отзывается звонкий голос от дверей уборной. – Папирос набей! – Папирос! папирос! – передают посредствующие голоса. – Слушь, вашскобродь! – кричит Севрюгов чрезвычайно звонко, – только, вашскобродь, дозвольте доложить – табаку намале остается, вашскобродь! Через минутку опять раздается и перебегает по головам – «Севрюгов!» И вслед за тем короткая инструкция: – Достань табаку в чемодане корнета Малик-Гурджиева! Понял? – Так точно, вашскобродь! Так что смешать табак вашскобродья с табаком его благородия? Слушш!.. – Я, брат, кулинар его величества, – хвастливо прибавляет голос Севрюгова, обращенный, по-видимому, к кому-то из соседей, – меня так и в эскадроне зовут – «Змей Гарныч»... Вагон перенасыщен табачным дымом. В дыму сыплются, шуршат, шелестят, бубнят и звенят пестрые голоса. Жужжа, кружатся над ухом, как рой мух, и в этом рое причудливо мешаются деловые, коммерческие соображения вслух с легкомысленными анекдотами, желчное политическое суждение с горькой жалобой на порядок, цены на масло с толками о Шаляпине... – У меня три завода в Борисоглебске, масла – лить некуда. Продал бы по шестнадцати за пуд. Но уполномоченный запретил вывозить, и баста! Кругом вот стонут: нет масла. У нас в Борисоглебске хоть залейся... А кто посообразительнее – удается провезть... Ну, конечно, греют руки... – Как водится... Это надо уметь! – То-то вот... Нет уж, хочу другое попробовать... Как ваше мнение, мистер Робертс, насчет лесного дела? – От-шень хорошо! – Хорошее? – Можно заработать. Теперь материал от-шень дорог! – Хочу попробовать... Есть подходящая покупочка... Деловые соображения тонут в жужжании голосов, в стуке колес. Где-то выпрыгивает вверх бараний тенор: – Павел Иваныч? Павел Иваныч – спекулянт. Денег у него нет, я знаю. За это время он заработал тыщонок тридцать, а больше у него нет... В духоте, в табачном дыму шуршат, шелестят мутные отзвуки русской жизни, взбудораженной, запутанной и сбитой с толку. За окном мертво белеет снежная равнина, пробегает полоска накатанной дороги с навозцем и воронами, рысит картинно-понурая лошадка в розвальнях, и в них два мальчугана. Вот она со своими маленькими пассажирами выросла на горизонте и нырнула в белую бездну, объятую немым окоченением. Белое небо, белая земля, далекая белая роща в инее и – никаких признаков жизни... Страница 1 из 4 | Следующая страница |
ПОИСК: АВТОРИЗАЦИЯ: ПОСЛЕДНИЕ ФАЙЛЫ: ТЕГИ:
биография Ф.Д.Крюкова, документальные фильмы по истории России, Дон, кадеты, казаки, Крюков, Н.Михалков Русские без России, Ф.Крюков, Фёдор Крюков, Федор Крюков, Юбилей
ДРУЗЬЯ: МГУ о Ф.Д.Крюкове |