А. Макаров, С. Макарова "Тихий Дон" Нерешенная загадка русской литературы ХХ века"

В прошлом году был отмечен своеобразный юбилей — пятнадцать лет назад в России началась открытая дискуссия о том, кто же все-таки написал одно из самых значительных произведений русской литературы ХХ века — роман «Тихий Дон». Опубликовано множество статей, десятки книг, но согласие пока так и не достигнуто.

У современного читателя, подготовленного к анализу сложных и запутанных проблем, но не знакомого со всем многообразием фактов и доводов, возникают два основных вопроса. Первый: существует ли сама проблема авторства, не «высосана ли она из пальца» (нашли же там какие-то рукописи Шолохова?!). Второй вопрос вытекает из положительного ответа на первый: если действительно есть основания сомневаться в авторстве Михаила Шолохова, то существуют ли способы достаточно строго доказать факт плагиата? Или сама проблема обречена быть похороненной навсегда в туманных далях прошлого?

Почему же возник в свое время (в 1928 г., сразу после начала публикации «Тихого Дона») вопрос о плагиате? Назовем главные соображения.

1. Неправдоподобно юный возраст Шолохова — немногим более 20 лет — для того, чтобы написать эпическое художественное полотно, охватывающее разные слои общества, разные области России, времена мира и войны, фронт и тыл, революцию и восстание казачества… При этом с летописной точностью воспроизвести череду событий, современником которых он был в младенческом возрасте. Никаких свидетельств о его работе с историческими архивами, не было и нет. Чьи материалы, собранные по горячим следам событий, чьи рукописи использовал Шолохов? Ведь невозможно в столь нежном возрасте не только осуществить подобный труд, но даже просто задумать его.

2. Невероятная скорость письма. Начав работу в ноябре 1926 г., Шолохов к январю 1929 г. (т. е. фактически за два года) успел опубликовать в журнале «Октябрь» или сдал в редакцию шесть частей исторической эпопеи, охватившей время с 1912 по 1919 год. Никогда позже такой производительности Шолохов даже отдаленно не показывал. И демонстрация в наши дни шолоховедами его беловых рукописей ничего не доказывает, потому что за два-три года переписать набело чужую рукопись или соединить чужие заготовки можно, но написать самостоятельно, создать? История литературы таких примеров творческой скорописи не знает. (И опять же, где подготовительные материалы к роману? Если не было чужой рукописи, кто работал в библиотеках, архивах, где записи рассказов фронтовиков, переписка и проч.?)

3. При внимательном чтении романа обнаруживаются многочисленные неувязки, противоречия и вообще чужеродные куски текста, которые говорят о полном непонимании Шолоховым событий и фактов, описанных (якобы им же самим) в «Тихом Доне», и вызывают законный вопрос: как такое вообще могло быть написано? Тем более что на соседних страницах мы обнаруживаем уникальные и достоверные сведения о тех же самых событиях. Разве что-нибудь подобное могло бы иметь место, если бы Шолохов был единственным автором романа?

4. И все-таки важнейшим основанием для сомнений в авторстве Шолохова была идейная направленность «Тихого Дона». Роман стоял совершенно особо в ряду произведений советских писателей. Вместо классовой «идеи» и властвовавших тогда представлений о «пролетариате» и его диктатуре читатель встречал в романе положительное описание «старой» жизни и, что для того времени (1928‑й — год шахтинского процесса!) совершенно неправдоподобно, рассказ о героической, беспощадной борьбе казаков во время гражданской войны против большевистской власти. Как мог молодой, да еще пролетарский (!) писатель, написать такую контрреволюционную книгу? (И — с какой стати? Зачем ему, пролетарскому писателю, делать литературную карьеру на контрреволюции?)

Все это вовсе не преувеличение современных досужих исследователей. Вот мнения ведущих деятелей советской культуры, высказанные о «Тихом Доне» на заседании Комитета по Сталинским премиям в 1940 году. Оценки эти настолько выразительны и «крамольны», что трудно найти лучшее доказательство сомнений в авторстве Шолохова.

Идея присуждения Сталинской премии 4‑й книге шолоховского романа вызвала упорное сопротивление ряда членов Комитета. Например, Александр Фадеев, Генеральный секретарь Союза писателей, так оценивал созданный Шолоховым образ коммуниста: «Я могу высказать свое личное мнение… Если считать носителем советских идей Мишку Кошевого — так это абсолютный подлец…» — Владимир Немирович-Данченко:«Почему вы называете Мишука подлецом? Потому, что он слишком прямолинеен?» — Фадеев: «Не потому, что он прямолинеен, а потому, что у него за душой нет того, что он отстаивает».

Другой пример — мнение кинорежиссера Александра Довженко: «Я прочитал книгу “Тихий Дон” с чувством глубокой внутренней неудовлетворенности… Я проверил свои впечатления в беседах с довольно большим количеством работников различных видов умственного труда, и от всех слышал одно и то же мнение. Суммируются впечатления таким образом: жил веками тихий Дон, жили казаки и казачки, ездили верхом, выпивали, пели… был какой-то сочный, пахучий, устоявшийся, теплый быт. Пришла революция, Советская власть, большевики — разорили тихий Дон, разогнали, натравили брата на брата, сына на отца, мужа на жену; довели до оскудения страну… заразили триппером, сифилисом, посеяли грязь, злобу… погнали сильных, с темпераментом людей в бандиты… И на этом дело кончилось».

Такое впечатление от прочтения романа возникло с самого момента его появления в конце 20‑х годов. Еще в 1931 г. в ростовском журнале «На подъеме» критик Н. Янчевский отмечал «антисоветский» дух «Тихого Дона»: «Мишка Кошевой называет Валета, этого единственного пролетария, хорьком, а Шолохов в своем романе пытается показать, подтвердить и доказать, что Валет действительно хорек, вонючий и злой хорек, который своим бытием портит землю».

Вспомним простую жизненную правду, к которой приходит в результате всех исканий Григорий Мелехов: «Жизнь оказалась усмешливой, мудро-простой… Надо биться с теми, кто хочет отнять жизнь, право на нее… Биться с ними! (С коммунистами!) Насмерть рвать у них из-под ног тучную донскую, казачьей кровью политую землю…» А вот, что говорит в романе офицер Евгений Листницкий о Ленине: «… жалкая попытка человека, выброшенного родиной из своих пределов, повлиять на ход истории… Истинно русский человек пройдет мимо этих [ленинских] истерических выкриков с презрением… Превращение войны народов в войну гражданскую… о, черт, как это все подло». Есаул Калмыков — про большевиков: «… банда гнусных подонков общества! Кто вами руководит! — немецкий главный штаб!.. Продали родину!.. Ваш этот Ленин не за тридцать немецких марок продал Россию?! Хапнул миллиончик — и скрылся… каторжанин!..» Задумайтесь, читатель, каково было читать в 1928 г., в эпоху «диктатуры пролетариата», что Ленин — немецкий шпион, изменник и каторжанин! Наконец, оценка самого большевистского переворота устами прапорщика Мельникова: «История не знает таких примеров, чтобы страной управляла разумно и на пользу народа кучка самозванцев и проходимцев… Россия очнется — и выкинет этих Отрепьевых!» И это не случайные осколки, попавшие в текст, а основной идейный стержень романа!

За гораздо менее резкие оценки большевистского переворота Михаила Булгакова попросту затравили. Шолохов же, в конце концов, сделался лауреатом Сталинской премии. И никакого чуда здесь нет: решение о его судьбе, безусловно, принималось на «самом верху», Сталиным. Он нуждался в литературных произведениях высокого уровня. Но непременным было условие, чтобы сам писатель оставался вполне подконтролен власти и прогнозируем. И Шолохов со своим романом, несомненно, переделанным и по возможности приспособленным (адаптированным) к идеологическим требованиям советского времени, представлял собой «полезную находку». После завершения романа в декабре 1939 г. надобность в нем как писателе отпала, и общение Сталина и Шолохова, очное и заочное (в письмах), прекратилось навсегда…



А нужно ли так тщательно копаться в «литературном» прошлом? Многие наши современники искренне говорят: «Существует прекрасный текст, и какая мне разница, кто его написал, чье имя стоит на обложке?» Такой эгоцентричный, сугубо потребительский подход к культуре — «… мне разница…» — выдает сильную деформацию и даже распад культурного сознания. Во времена Пушкина и других писателей классической эпохи нашей литературы вопросы достоинства и чести были настолько очевидны и неотделимы от писательской жизни, что сама попытка пренебрежения ими могла бы рассматриваться как скандальное событие.

Беспристрастному выяснению авторства «Тихого Дона», конечно, мешает безусловное присутствие определенной «заинтересованности». Шолохов оставил после себя многочисленную касту ученых, педагогов и писателей, для которых популяризация именно творчества Шолохова составляла важную часть практической деятельности. Упорное сопротивление со стороны этих людей, отрицание ими самой возможности пересмотра стереотипов — дело вполне понятное.

Шолохов (вместе со своими «помощниками»), как видится это сегодня, не просто компилировал, переписывал чужой, «белогвардейский» текст. Шолохов, как мог, адаптировал его к условиям советской жизни и идеологии. Поэтому адаптированный шолоховский «Тихий Дон» занял очень важное место в сознании и культурном пространстве советского человека. Постановка вопроса об авторстве романа столь болезненна сейчас для многих людей именно потому, что предполагает преодоление и переосмысление советского культурного и идеологического наследия.

Мы застали то время, когда монастыри и церкви были превращены в заводы, лагеря, музеи, овощехранилища… Герои и подвижники прошлого — оболганы или забыты… На поток и разграбление было пущено духовное и культурное наследие многих веков… Среди «бесхозного» имущества, выброшенного на советский берег послереволюционного «кораблекрушения», оказались и незавершенные страницы «Войны и мира» ХХ века. Они не пропали, не сгинули в вечности. И сегодня нам предстоит спокойно и трезво обдумать и обсудить, что же дальше делать с непростым наследием нашего прошлого. Хотим ли мы соединения оборванных исторических нитей? Или трагедия России, выстраданная и воплощенная нашим неизвестным талантливым соотечественником, сегодня для нас не нужна, не интересна и может быть отброшена прочь?